пятница, 31 марта 2017 г.

Истлеть

Проходя под крышей одного из десятков домов, расположившихся вдоль ревущего городского проспекта, стараясь затушить мысленно собранным из всех уголков своего сознания песком пылающие огнём воспоминания, ты не заметил, как едким горячим чёрным дымом костра воспоминаний растопил над своей головой водосточную трубу шаблонно-серого пятиэтажного дома.
Отозвавшись удивлённым надрывным металлическим скрежетом, потревоженная водосточная труба задребезжала, будто таким образом высказывала своё недовольство по отношению к столь неожиданным температурным переменам. Не оставляя трубе шансов на желанное спокойствие, языки пламени, без труда пробиваясь сквозь попытки твоего воинствующего рассудка задушить их страстную яркость песком здравомыслия и трезвости, ласкали её тонкие стенки, заставляли их таять, будто бы они — тёплое весеннее солнце и податливая корочка льда, скрывающая под собой стеснительную грязную лужицу.
Труба нехотя расставалась с привычной ей округлой формой. Медленно, лениво плавящийся металл стекался в одну небольшую точку где-то в прогибе трубы, образовавшемся от тяжести дождевой воды, что собиралась время от времени в этаком алюминиевом русле с целью превратиться в маленькую шумную речку, быстротечную и резвую, но с неумолимо кратким сроком жизни. Он подобрался совсем близко к трещине в трубе и теперь осторожно играл с силой притяжения, формируя идеальную каплю, которая в свете фар машин, гуляющих по проспекту, переливалась разными оттенками серого, сверкала, будто застывшая на щеке слеза или отблеск луны, заботливо освещающий заблудившемуся страннику путь домой. Капля становилась всё больше и больше, стократ приумножая своё величие, переливаясь всё новыми и новыми оттенками, отражая на своих полукруглых боках всё большую картину бесконечно тянущегося проспекта. Набирая массу, она продолжала крепко держаться за трубу, словно ребёнок, когда хватает любимую игрушку цепкими маленькими детскими ручонками. Но капля не желала победы своих цепких ручонок, она ждала победы силы притяжения... Вбирая в себя тепло от костра твоих горящих воспоминаний, она готовила концентрированную кипящую смесь из металла и убийственной силы пережитой тобою боли. Из шара, отражающего суматоху проспекта, капля превращалась в огромный серый крутящийся экран, самостоятельно формирующий сотни последовательно сменяющихся изображений твоего прошлого, которое изглодало тебя и избило, заставив скулить как бездомную собаку, у которой не осталось сил даже попрошайничать у прохожих. Нескончаемый поток энергии горения вынуждал жидкий металл ускоряться, приказывал капле разрастаться, способствуя тем самым желанной победе силы гравитации... Стирая со своего тела видеозапись твоей жизни, становясь с каждой секундой всё чище и светлее, алюминиевая капля начала отрываться от трубы. Чудовищно большая, она летела вниз грозной тёмной тучей и душила родившее её пламя, намереваясь задушить и тебя...
Сила горячей массы плавящихся частиц ударила тебя, подкосила ноги и заставила рухнуть на колени, смяв под собой несколько просочившихся сквозь толщу асфальта слабых ростков — нелепых рывков жизни к солнечному свету, которые так легко ты задушил своей тяжестью. Капля дала толчок образованию бесконечного потока вязких капель, беспощадного металлического града. Серая плавкая масса собралась на твоей макушке и сперва робко обняла тебя, притворившись милой девушкой с гибким тёплым телом, играючи притронулась к волосам, пощекотала шею, проникла под рубашку. Она стремилась поселиться над сердцем, которое притаилось за защитной решеткой рёбер и ожидало смены нависшей над тобой тихой безызвестности на вихревое беспокойство. Вмиг растёкшись по тебе, как топленое масло, она обволокла голову, залила уши, покрыла плотно сжатые губы, бледность которых оказалась навсегда погребена под слоем металлического одеяла. Застывая, она проглотила твою грудь и лишила тебя возможности вдыхать, сковала плечи, локти, свела одно к другому колени... Она действовала мучительно больно, умело ползла по коже, складывая её в мелкую гармошку, формируя безжалостный непроницаемый панцирь, становясь с каждой секундой всё холоднее, твёрже, сильнее...
Чуть слышный резкий звук твоего последнего короткого болезненного выдоха утонул в беспрерывном рёве проспекта. Ты обездвиженная безликая статуя, прижавшаяся в неестественной позе к стене, придерживающая отяжелевшую от металла плоть слабой скрывшейся под блестящей оболочкой рукой. В застывшей алюминиевой оболочке твоё тело сгорит дотла, оставив в полости твоего манекена лишь томящиеся грёзы, которым не хватило кислорода, чтобы сгореть. Они будут метаться в душном, холодном, тёмном теле-комнате, где у них нет ни единой возможности быть услышанными, увиденными, прочувствованными, приснившимися, нет возможности напугать, обрадовать, разочаровать, насмешить, ввести в заблуждение... Они словно шакалы-изгои — хищники, которым больше нечем поживиться, давно уже не ощущавшие на своей морде приятной мокрой прохлады крови падали, разорванной их острейшими зубами, снующие в лесу в поисках силы, что воскресила бы их надежды на осмысленность существования... В прошлом скорые, проворные, теперь они сбились в кучку, чтобы согреться друг о друга, и, иногда ударяясь о скрытые в густой черноте стенки твоего манекена-карцера, скромным звоном подражали волнительному шуму мчащихся невдалеке машин. Они тлели на кострище воспоминаний о выдержанных тобою испытаниях — крепких поленьев, которые ты стремился иссушить для скорейшего их сгорания. Пока ты терпеливо раскладывал их домиком, они накапливались и давили на твои виски, мечтая сокрушить своей тяжестью ослабленные эмоциональные мостики, выстроенные некогда тобою с целью противостоять их свирепой мощи… В очередной раз бросая зажжённую спичку в груду поленьев-воспоминаний, вместе с ними ты всё же сжигал и надежду уцелеть под их напором. Здравомыслящая часть сознания сгребала песок, думая припорошить им костёр и утяжелить ту чашу, на которой в противовес смерти-избавительницы была жизнь. Но жизнь играла на стороне испытаний...
И вот ты идёшь под крышей дома с пылающей головой, внутри неё — испепелённая надежда на спасение. Миг — и ты скован смертоубийственным сплавом алюминия с всевластием мучительно горьких страданий, оставшегося от сгоревших поленьев твоей жизни и русла водосточной трубы.
Заставляя вздрагивать мечущиеся внутри беспомощно тлеющие грёзы, на твою стоящую на коленях у стены пятиэтажного дома фигуру звонко падают с крыши ничем не сдерживаемые теперь ледяные капли дождевой воды…