Морская каморка.

Черный подходит значительно лучше. Не синий.

Ты сидишь за столом в чёрно-белую клетку и кушаешь банан. Зачем ты, зачем что-либо? Клетка попадает в твой глаз и теряется в нём, запутываясь в бесконечной окружности зрачка, растворяясь в чёрной дыре и выплывая где-то в белой, выбрасываясь на берег, словно тапок, старый разорванный тапок, пропитанный солёной водой, мокрый, но довольный, довольный, как все, довольнее тебя, ты, ты...

Смотришь на свет и хмуришься скорее от желания трахнуть кого-нибудь, чем от мыслей, которые будто бы кишат в твоей голове, хотя на самом деле не заполняют даже миллионной доли пространства разума. Жуёшь и глотаешь, жуёшь, глотаешь, жуёшь, глотаешь, жуёшь...

Белый маленький кубик с 21 чёрной точкой занял свою тихую неподвижную позицию на столе в чёрно-белую клетку. Он молчит, повернувшись к тебе своим самым красивым бочком, самой (сексуальной) блестящей трёхглазой гранью. Он в упор смотрит на тебя, украдкой поглядывая гранью с шестью чёрными бесконечными глазками, а по белым вершинам кубика перекатывается мокрый, довольный тапок... Ты сосёшь, сосёшь банан не смотри не смотри влево не смотри не соси ты сосёшь не соси банан прекрати нет глаза они смотрят кубик знает знает всё о тебе о твоих желаниях ХВАТИТ СОСАТЬ...

Ты жилка. Дрожащая жилка, бьёшься где-то под кожей, заставляя нежные светленькие волоски приподниматься и принюхиваться к приближающейся опасности. Ты всё дрожишь и дрожишь, издавая звуки шуршащего пакетика, на котором твой кот сидел вчера своей чисто вылизанной попкой... Ты не можешь прекратить дёргаться. Тебе это нравится, ты как наркоман под дозой, чуть больше обычной, как твой холодильник, видящий, что ты приближаешься к нему с намерением выдрать себе пару съестных запасов, холодильник хочет жить... Ты хочешь дрожать. Этот соблазн так же велик, как велико желание понюхать лимон и почувствовать, как рот наполняется слюной, велик, как желание взглянуть на себя со стороны, словно в кино... Я обожаю кино...

В теперешней обстановке всё настолько обычно, что изменить что-либо кажется страшным делом, после совершения которого ты будешь вы...ан во все чёрные точки на белом маленьком кубике, на своём белом маленьком кубике... Ты плывёшь по улице, волосы развеваются на ветру, приукрашенные золотыми красками ярко светящего солнца. Уйти от обыденности? Нет, ни за что, но что же... В пакете, который ты держишь (она видела всё, чего не видел ни один чёртов паренёк, который до сих пор витал в твоих фантазиях и делал с тобой то, чего ты хотела) правой рукой что-то зашевелилось. Галлюцинация? Другое измерение? Не обратить внимание, ничто не должно отвлекать от (мнимой) РЕАЛЬНОСТИ... Это бьется о твою ногу, пытается разорвать пакет, пытается разорвать ТВОЙ ИДЕАЛЬНЫЙ МИРОК, и ты... В твоём пакете курица, живая, огромная орущая чертова курица, жирная пернатая тварь, она проклевала твою ногу и посмеялась где-то там, внизу, животное, мутант, отвратительное птичье отродье сделало дырку в твоей ноге...

Где-то далеко, в глубине твоего мозга, там, куда не добирается в повседневной жизни ни один разум, там, где не хранится ничего из твоего РЕАЛЬНОГО (мнимого?) мира, разлилось прохладное безграничное (реальное?) море. Ты купаешься в нём, автоматически идеализируя происходящее. Это не что иное как (рай?) реальность... рай. Столь прекрасный и солёно пахнущий, вечный, ярко-синий, твой личный безумный... Но стоит лишь на секунду всплыть, стоит только показать небу своё лоснящееся брюхо, стоит лишь только долю секунды посвятить тому, чтобы похвастаться перед солнцем, как оно обезобразит твою маленькую каморку. Синими линиями потечёт вдруг кровь из твоих ушей, забьют барабаны, и солдаты в странных дурацких шапках пройдут по РЕАЛЬНЫМ комнаткам-спальням, комнаткам-кухням (по твоему борделю?) и звуковой волной снесут всё к чертовой матери. Затем, когда ты (забудешь реальность?) очистишь свой разум, ты почувствуешь лишнее в своей черепной коробке. То место, твой личный закоулок, крохотный ярко-синий морской тупичок превратится в прыщ, нарост, опухоль на теле твоей РЕАЛЬНОСТИ, и ты забудешь об этом. Чистый лист. Линия прокрутки черного листа твоих мыслей совершенно перманентно лежит где-то в области безумия. Она никогда не сдвинется с места, и тебе придётся жить с ней, жить в ней, умирать под её командованием, под строгим наказом той глупой, ненастоящей РЕАЛЬНОСТИ.

Не ищи свои глаза. Они не прикреплены более к твоему бесконечному идеальному морю. Опухоль разрастается, и ты вожделеешь вернуться, хочешь смотреть сквозь неё, но инстинкт самосохранения твердит, что ты будешь умирать не так быстро, как хочется. Ты будешь дохнуть, распухать от отсутствия ощущений, плеваться и танцевать на потолке, демонстрируя всем свои новые трусики, но ты никогда не вернешься к своей любимой, единственно реальной, живой (умирающей!!!) опухоли...

Королева.

Cocteau Twins - Serpentskirt
Звенят колокольчики. Где-то там, далеко-далеко в лесу...

Расходятся две сплошные, ты разумом летишь над одной из них. Ты подчиняешься лишь их воле, следуешь за ними, зная, что они не предадут...

Спускаешься на трассу, бежишь... Бежишь, босыми ногами ступая на серый асфальт. Но он не стирает ступни в кровь, а мягким ковром обволакивает каждый миллиметр твоих  спешащих куда-то в бесконечность ног...

Ты снова взлетаешь, вдыхаешь прохладный воздух. Энергичные движения грудной клетки в такт завываниям ветра... Медленный танец кружит шёлковое платье, волосы локонами ниспадают на плечи, обтянутые гладкой, белой как парное молоко кожей. Нежная, лучистая улыбка, ярко-алые свежие губы, поцелуй которых сделал бы даже самого бестрепетного мужчину чуточку мягче... Голубые глаза... Взгляд, дающий надежду на осуществление самых сокровенных мечт...

Я вижу, это ты... Тихо постанывая и извиваясь, ты забираешь частички его души... Гладишь руки. Не выпуская из объятий, ты на самом деле не даришь любовь, а лишь забавляешься. Игра, та самая, в которой побеждает глупейший. Желанная, хрупкая и почти идеальная, ты томно шепчешь во мрачную пустоту слова знакомой тебе с давних пор песни и опускаешься всё ниже и ниже, теряя из виду блёстки на стенах и жёлтый диск луны, отразившийся на подоконнике, растёкшийся золотистыми, как твои волосы, полосами... Стонешь и тянешь, тянешь его душу, укрываясь ею с головой, задыхаясь в её тепле, крича и улыбаясь, плача и усмехаясь... Ты скребешься ободранными пальцами в его грудную клетку, желая сжать в дряблых руках его трепещущее сердце. Ты не забудешь о любви и о мире, но будешь плохой конвейерной шлюхой. Ты никогда не уйдёшь, оставив о себе лишь воспоминания. Схватившись за алые маленькие сосуды, ты выжмешь из его сердца последние капли очаровательного чувства, превратив его в клочок бумаги в моём мусорном ведре, в жестяную банку из-под кока-колы, в сморщившуюся мертвецки-серую кожу покойника, хрипящего и зудящего где-то под окном, под светом желтого диска той самой вашей луны. Ты словно сыпь на руках новорождённого, едкая, зудящая у меня жуткая сыпь сыпь сыпь. В памяти его хранились раньше тёплые солнечные моменты, хранились полные любви и искренности объятия и прикосновения. Самые дорогие сердцу вздохи, самая нежная щекотка, самые мягкие, гибкие пальцы, самые густые ресницы... Словно фотографии в альбоме, который несколько лет пролежал под лучами палящего солнца, выцветают воспоминания, сохнут и теряют блеск, как глянцевая бумага, становясь чёрствыми, жёсткими, бесцветными, безэмоциональными. Рыхлая кожа будет сыпаться на пол, но самое главное - он не заметит. Рассыпавшись горсткой пыли на золотисто-чёрном паркете, он не почувствует, что пропал. Ты ложишься рядом  с пылью и чувствуешь себя королевой

конвейерная

шлюха

королевских кровей

Ты на балу.

Мне кажется, я ломаюсь. Ломаюсь с треском, оставляя за собой несколько тонких, беззащитных до безумия опилок.  Меня скосили, словно траву, затоптали, словно муравьишку, по мне проехались катком. Старые корявые пальцы сжали моё горло, они беспощадно месили мою всё ещё розовую кожу. Меня порвали, как рвут на тряпки старую бабушкину юбку. Утопили, словно маленького скулящего щенка, так и не познавшего сладостей жизни. Надо мной пошло пошутили. Плевок в душу. Кажется, эта фраза могла бы убить, если бы стала человеком. Загрызть до смерти,если бы стала собакой. Задушить, если бы стала змеёй.

Я - грязная, вонючая тряпка, свесившаяся с ведра с такой же грязной, вонючей водой, которая всё больше и больше меня пропитывает, увеличивая концентрацию мусора и дерьма, которые скапливаются в каждом квадратном миллиметре меня. Если бы мною вымыли пол, и ты шлёпнулась на него, то, вероятно, подхватила бы каждую, даже самую маленькую частичку этой скопившейся грязи, умерла бы в самых страшных муках, лёжа на грязном полу.

Всё порвалось. Порвалась сонная артерия... Вены залили кровью различных оттенков все стены, которые окружали меня. Голоса? Их просто не было. Это была та самая банальная пустота, пустота души, которую однажды чувствует каждый человек. Но она не была простой. В этой пустоте уже зарождалась злость. Ярость. Дикое, непреодолимое чувство ненависти. Теперь каждое слово было подобно тонне камней, которые сыпались где-то вблизи, где-то совсем, совсем недалеко...

Стрелки смотрят в одну сторону. Снова двенадцать. Три по четыре. Два по шесть. Я способна теперь только считать минуты. Способна, пока не убью. Я покажу. Ты ещё увидишь...

Смотри, я лечу. Закрыв глаза и протянув руки к облакам, чувствуя порывы прохладного ветра, улыбаясь и, может быть, даже смеясь, я лечу.  Я любила небо. Теперь я в аду. Я под землёй. Я задыхаюсь от запаха разлагающихся трупов, я пытаюсь кричать, когда деревья запускают свои корни в мою глотку, желая высосать из меня остатки живого. Я словно бьюсь головой о ревущую музыкальную колонку. Радиоволны измельчают мои барабанные перепонки, я разлагаюсь вместе с трупами под музыку ада, в котором все мы кружимся...мы...на балу...

Ты на балу. Ты на том балу, где мужчины ставят тебе подножки, где бездетные вдовы смеются с твоих движений. Кружись,кружись ещё, ещё быстрее, ты кружишься... на острие ножа. Ты же знаешь, куда он вонзится, когда соскочит с острия твоя нежная стройная ножка?

Я живу на кончике стержня твоей любимой шариковой ручки. Однажды она выплюнет на тебя свои ярко-алые чернила. Этот день будет днем моего триумфа, днем, когда сойдёт с ума моя грязная конвейерная шлюха.